Original size 1140x1600

Дом-музей им. А. Я. Штеффена

PROTECT STATUS: not protected

Очерк

Среди похожих сельских домиков сложно сразу заприметить, что белый деревянный дом с яркими зелеными ставнями — настоящий музей. Его выдает только табличка с именем Абрама Яковлевича Штеффена. Мастер на все руки и летописец села, он мечтал о том, что однажды его жилище станет кладезем истории, и его потомки и неравнодушные жители воплотили это желание в жизнь.

Дом-музей имени А. Я. Штеффена сочетает в себе домашнюю теплоту и ощутимый дух прошлого. Говорили, что он был похож на музей еще при жизни мастера: тот заботливо коллекционировал самые разные вещи и усердно вел дневниковые записи, документируя жизнь села. В тесном пространстве дома можно найти самые разные вещи. Старинные музыкальные инструменты, ручную вышивку, детские праздничные открытки и елочные игрушки, зернотерку, деревянные кухонные буфеты… Кажется, что легче перечислить то, чего в доме нет, чем-то, что есть. Несмотря на витающий в воздухе запах старины, каждый предмет хранит в себе следы жизни. Кроме вещей, дарящих домашний уют, есть и ценные для историков экспонаты — фотографии, дневниковые записи и книги с родословными жителей вплоть до основателей поселения — немецких переселенцев.

Отдельного внимания заслуживает обширная коллекция часов. Абрам Яковлевич прочно связал все аспекты своей жизни со временем. Умелец был в том числе и талантливым мастером часовых дел, его работы и по сей день не только упорядочивают быт односельчан, но и украшают здания Санкт-Петербурга, Татарска и других городов.

Еще одной интересной особенностью музея является возможность попробовать блюда, запахи которых некогда витали в доме: национальный немецкий хлеб, вафли, штрудель, домашний суп и кисель. Так, даже став музеем, дом сохраняет в себе жизнь.

Музей тесно сотрудничает с местными школами и молодежью. Они приходят, чтобы заниматься волонтерством и поддерживать состояние дома, а он взамен поддерживает их — памятью.

Легенда

Сливочный аромат теста мягко окутывал небольшую кухню. От старой чугунной батареи волной разливалось тепло. Старший брат в смешном фартуке в цветочек ласково напевал какую-то знакомую мелодию, подбирая к угощению чай. Пальцы мелькали, перебирая банки с чайными листьями, — на указательном обнаружился шрам от ожога в виде сеточки.

Эта атмосфера уюта и уязвимости невольно утянула Карину в воспоминания.

Они с Максимом часто приходили к маме на работу, в музей имени Штеффена. Он был немножко особенный: там можно было не только посмотреть на экспонаты, но и попробовать блюда, запах которых некогда витал в стенах дома. Мама готовила штрудель, варила кисель и жарила вафли. Дома она так никогда не готовила, поэтому угощения казались особенно вкусными.

В детстве они с братом почему-то решили, что дело в том, что дома не было вафельницы. А в музее она была — совершенно замечательная. Чугунная и красивая, а внутри узор в виде сердец. Они с Максимом часто спорили, сердечки это или клевер. Но каким бы ни был узор, можно было представить, как чудесно выглядят приготовленные в ней вафли.

Карина подолгу останавливалась у витрины и только после долгих наблюдений шла кушать вафли. Этот ритуал, казалось, делал их еще вкуснее. Максим всегда шел за ней: следил, чтобы она ничего не трогала руками, дул на горячую выпечку, чтобы сестра не обожглась, ворча, вытирал ей салфеткой рот. Сам он ел не с таким энтузиазмом, но тоже наслаждался.

На Новый год каждый из них мог попросить у мамы один подарок. И Максим попросил вафельницу. Мама всегда была уставшей и вялой, редко выражала радость. Иногда казалось, что ей тяжело даже просто дышать. Видимо, понимая, что не уделяет детям достаточно внимания, она без возражений выполняла их редкие просьбы. Но в тот раз она почему-то замешкалась и ответила не сразу. Карина тогда даже немного испугалась: показалось, что слабый свет в глазах матери еще больше поблек. И все же эту вафельницу она очень ждала.

Подарок ужасно ее разочаровал. В новой вафельнице не было никакого изящества: дешевый материал, некрасивый пластиковый индикатор включения и, что хуже всего, никаких сердечек.

Мама приготовила вафли всего раз. Поставила их на клеенчатую скатерть, позвала детей есть и ушла. В тот день она казалась еще более хрупкой, чем обычно. А вафли вышли совсем не вкусными — не такими, какие мама готовила в музее. Карине было трудно скрыть разочарование. Этот случай сильно ее расстроил.

Однажды, вернувшись со школы, она услышала странные звуки с кухни.

Там стоял Максим. Фартук в цветочек был ему сильно велик, скорее мешал, чем помогал. Столешница испачкалась в тесте, мука и сахар рассыпались. Он неловко улыбнулся и спрятал руку за спину, чтобы скрыть ожог. Его вафли вышли даже хуже, чем у мамы, но Карина, давясь и глотая слезы, съела все до последней крошки. Максим долго гладил ее по голове здоровой рукой и сделал черный чай — такой же горько-сладкий, как это воспоминание.

Карина улыбнулась, вспомнив тот ужасный бардак. Максим, взрослый и статный, на этой крохотной кухне с дешевой утварью смотрелся на удивление гармонично. Четко выверенными движениями он наливал жидкое тесто в старую и не очень красивую вафельницу, не проливая ни капли, а затем красиво укладывал пышные вафли на тарелки с фруктовым узором, украшая их сливками и вареньем. Вафли были обычной квадратной формы.

Однажды в магазине техники, выбирая новый чайник в родительский дом, они проходили мимо стеллажей с мультипекарями и синхронно замерли, увидев панели для вафельниц со знакомым узором. Оба вспомнили ту самую особенную вафельницу. Они никогда не держали ее в руках, но ощущали ее приятную тяжесть; никогда в ней не готовили, но были уверены, что вкус был великолепным. Современные приборы выглядели удобно и стильно, но до старинной чугунной вафельницы не дотягивали.

Максим поставил перед Кариной ее любимую тарелку с вишнями, чашку чая и придвинул поближе варенье, а затем сам сел за стол. Вафли были мягкими и нежными, варенье — с приятной кислинкой, а чай — горько-сладким. Они болтали о повседневных мелочах.

Карина вспоминала о той особенной чугунной вафельнице с теплотой. Но была уверена, что вафли, приготовленные братом, не стали бы вкуснее, если бы он готовил в ней.

Ведь все и так было замечательно.